Серебряная ветвь и золотая ветвь

Автор: Уолтер Эванс-Венц (c)
Перевод: Анна Блейз (с)
Источник: Walter Evans-Wentz, The Fairy-Faith in Celtic Countries (1911)

Чтобы войти в Мир Иной до назначенного часа, знаменуемого смертью, зачастую требовался пропуск, и таковым обычно становилась серебряная ветвь священной яблони, усыпанная цветами или плодами; королева Страны Вечно Живых и Вечно Юных вручала такую ветвь избранным смертным, которых желала сделать своими спутниками, — хотя, как мы увидим, иногда хватало и одного яблока, без ветви. Эти дары королевы служили не только пропусками, но и пищей и питьем тем смертным, которые последовали за ней. Нередко яблоневая ветвь издает музыкальный звон, такой утешительный и сладостный, что смертные, услышав его, забывают обо всех невзгодах и даже перестают горевать о тех, кого «забрали» волшебные девы. Для нас во всех этих древних сказаниях нет ничего важнее эпизодов, связанных с подобными яблоневыми талисманами: в них мы находим верный ключ, открывающий тайны того мира, из которого приносят такие талисманы, и доказывающий, что мир этот подобен Иному миру греков и римлян. Применим же этот ключ и проведем несколько сравнений между Серебряною ветвью кельтов и Золотою ветвью античности, допуская заранее, что по функциям эти два символа, естественным образом, различаются, но в основе своей схожи друг с другом.

С самого начала очевидно, что Золотая ветвь — достояние царицы того подземного мира, который именуется Аидом (так же, как Серебряная ветвь — дар кельтской королевы фей), и что, подобно Серебряной ветви, она служит символической связью между этим миром и тем, ибо все посвященные, совершающие мистическое путешествие в мир иной в полном сознании, приносят ее в дар Прозерпине. И, как мы подозреваем, даже в древних кельтских легендах о смертных, которые совершили удивительное плавание в западный Иной Мир и вернулись оттуда в мир живых, хранятся отголоски неких посвятительных обрядов (возможно, друидических), сходных с обрядами Прозерпины, как те отражены в путешествии Энея (а это путешествие в описании Вергилия — не что иное, как поэтический рассказ о подлинном духовном опыте некоего великого посвященного).

В классической поэме Вергилия Сивилла велит Энею сорвать и забрать с собой эту священную ветвь при входе в подземное царство, ибо без такой ветви, сорванной у врат Аверна с чудесного древа, посвященного Подземной Юноне (т.е. Прозерпине) войти во владения Плутона не дано никому^[1]. И когда Харон отказывается переправить Энея через Стигийские воды до тех пор, пока Сивилла не извлекает скрытую под платьем Золотую ветвь, становится очевидно, что эта ветвь — такой же пропуск в Аид, как Серебряная ветвь в руке девы-фейри — пропуск в Тир-Наль; Сивилла же, сопровождающая Энея в Иной мир греков и римлян, исполняет ту же роль, что и чудесная дева, ведущая смертных, наподобие Брана, в кельтский Мир иной^[2].

Понятие Иного мира в буквальном истолковании

Установив эту параллель между античным и кельтским потусторонними мирами, мы можем на время оставить поэтические образы и поискать буквальное истолкование анимистической идеи, стоящей за ними обоими. Метод поисков нам предоставят обряды Прозерпины, справлявшиеся в античных мистериях, а готовый материал мы найдем в комментариях Сервия^[3]. Принимая букву ипсилон, Y (которую Пифагор уподоблял самой жизни с развилкой меж двумя путями, ведущими к добру и злу), за мистический символ ветви, которую все посвященные, подобно Энею, преподносят Прозерпине в субъективном мире, пребывая там вне физического тела, Сервий говорит о посвятительных обрядах так: «Он (поэт) не мог приобщиться к обрядам Прозерпины, не имея при себе этой ветви. А под словами “сходя к теням” он (поэт) разумеет “справляя обряды Прозерпины”»^[4]. Эти слова невозможно истолковать двояко; и, быть может, мы даже вправе допустить, что незримый мир греков и римлян, Аид, или Гадес, располагается, подобному кельтскому потустороннему миру, в Западном Океане, а кельтский Мир Иной, в свою очередь, подобен Элизию, или Островам блаженных на Крайнем Западе, отведенным греками и римлянами для богов и героев, а также  блаженным загробным мирам скандинавской, иранской и индийской мифологии. А из этого с неизбежностью следует, что все перечисленные миры, пусть и привязанные у разных народов, в разные эпохи, в разных традициях и у разных книжников и поэтов к различным местам (точь-в-точь, как подземный мир Племен богини Дану отличен от того потустороннего мира, которым правит Мананнан, Сын Моря — представитель тех же Племен), остаются по сути лишь различными для разных арийских народов точками зрения на то великое и единое незримое царство, о котором мы недавно упоминали, и это — Райская страна всех религий, известных человеку, арийских и неарийских. И если мы примем этот вывод, а его, кажется, невозможно не принять, то наша психологическая теория полностью подтверждается уже одними лишь свидетельствами, письменными и устными, о кельтской вере в фейри.

У обрядов Прозерпины есть много аналогов. Так, если обратиться к еще одной параллели, в Элевсинских мистериях исчезновение Девы в подземном мире — в Аиде,  стране мертвых, — постоянно воспроизводилось в форме священной драмы и, без сомнения, было одним из основных обрядов, сопутствовавших посвящению. К вопросу о посвятительных обрядах у кельтов мы вернемся в одном из последующих разделов, когда речь пойдет о кельтской доктрине перерождения.

Walter Evans-Wentz (c)
Перевод: Анна Блейз (с)

Настоящий перевод доступен по лицензии Creative Commons «Attribution-NonCommercial-NoDerivs» («Атрибуция — Некоммерческое использование — Без производных произведений») 3.0 Непортированная.