«Грай вороний над свежей кровью…»
Автор: Лорна Смитерс (с)
Перевод: Анна Блейз (с)
В «Разговоре Гвиддно Гаранхира с Гвином ап Нуддом» Гвин перечисляет имена воинов Севера1Единственное возможное исключение — Ллахау, сын Артура, если только речь не идет о некоем другом, северном Артуре., при смерти которых он присутствовал. Рефреном звучат слова «грай вороний над свежей кровью»:
— Был я там, где пал Гвенддолеу,
Сын Кейдио, оплот сказаний:
Грай вороний над свежей кровью.
Был я там, где убили Брана,
Многославного сына Иверид:
Грай вороний на поле битвы.
Был я там, где погиб Ллахау,
Сын Артура, в речах искусный:
Грай вороний над свежей кровью.
Был я там, где погиб Меуриг,
Карейяна сын достохвальный:
Грай вороний над мертвой плотью.
Был и там я, где пал Гваллоуг,
Многознатный наследник принцев,
Горе логров, сын Ллеинога.
Эта строка о воронах, повторяющаяся с вариациями в конце четырех из пяти трехстрочных строф, выражает ужас опустошения и смерти, царивший на полях сражений, где гибли эти северяне — кто в междоусобных стычках, кто в битвах с англосаксами. Строка эта говорит о том, что мало кому из бриттов удалось уцелеть, чтобы похоронить своих мертвецов: тела павших были брошены на поругание врагу.
Образ воронов, кружащих над полем битвы, и других падальщиков, в том числе волков и собак, пожирающих трупы, встречается в поэзии «героической эпохи» по всей Северной Европе и передает жестокую правду войны и ее последствий. Он заключает в себе отношение поэтов того времени к героизму и битвам, к смерти и полям сражений. Многие стихи такого рода появились уже после того, как языческие народы Северной Европы были обращены в христианство, но в образах воронов и других птиц, питающихся падалью, сохранились намеки на дохристианские верования, связанные с этими «пожирателями мертвечины», а именно — ассоциации с богами и богинями смерти.
Впечатление, что Гвинн присутствует на всех полях сражений, где гибнут воины британского Севера, в сочетании с известным нам по другим источникам фактом, что он считался владыкой Аннона (потустороннего мира бриттов), наводит на мысль, что он выступает как психопомп, собирающий души и уводящий их в свои владения. И, наряду с ним самим и его псами, некую роль в этом переходе из мира живых в загробный мир играют вороны-падальщики.
Из валлийских и прочих североевропейских литературных источников, упоминающих о воронах на поле битвы, явствует, что этих птиц воспринимали не просто как пожирателей трупов, но как материальные проявления богов смерти, выполняющие важную функцию по отношению к умершим и к самим этим богам.
В валлийской традиции образами воронов изобилует «Гододдин» — поэма Анейрина, повествующая о трагической битве при Катраэте, в которой от рук англосаксов пало более трехсот отборных воинов-бриттов. Здесь эта битва именуется «пиром воронов» и «вороньей поживой». За подобными выражениями стояло представление о том, что участь воина — либо кормить воронов телами своих врагов, либо самому стать для них пищей. В одном из двух стихотворений «Книги Талиесина», носящих название «Песнь Гваллоуга», есть такие строки: «…много пронзенных трупов / и снующих ворон».
Правители северного королевства Регед ассоциировались с воронами. На их гербе (правда, придуманном задним числом, уже в период позднего Средневековья) изображались три ворона, и не исключено, что прототипом его послужило скандинавское знамя ворона2Вполне возможно, что у правителей Регеда тоже имелось знамя ворона, подобное тому, под которым ходили в набеги предводители викингов. Такие знамена считались живыми и вещими: если ворон хлопал крыльями, это сулило победу, а если стяг бессильно обвисал — предвещало поражение..
Король Уриен Регед, долгие годы щедро кормивший воронов телами врагов, в конце концов был убит и сам превратился в «воронью поживу». Его кузен, Лливарх Старый, увозит его голову в Регед — «а на белой его груди черный ворон пирует жадно»3Строка из стихотворения Лливарха Старого «Смерть Уриена». — Примеч. перев..
В повести «Видение Ронабви» воины Оуэна Регеда превращаются в воронов и истребляют воинов Артура, пожирая их заживо. Когда люди Артура начинают брать верх, Оуэн посылает своего оруженосца поставить стяг на месте сражения, и вороны обрушиваются на врага с новой силой: «И одним они вырвали глаза, другим оторвали уши, или руки, или головы, и буря поднялась от их победного полета, а люди на земле пришли в великое смятение»4Пер. В. Эрлихмана. — Примеч. перев..
В ирландских мифах вóроны и ворóны ассоциируются с богинями войны — Бадб и Морриган. Имя Бадб означает «ворона». В «Войне гойделов с чужеземцами» она появляется на поле битвы: «Неистовая, буйная, стремительная, исступленная, неумолимая, яростная и темная, терзающая и беспощадная, свирепая и жаждущая крови, поднялась над ними Бадб и носилась над головами у воинов, исторгая вопли и хлопая крыльями. И вместе с нею поднялись <…> древние птицы, и смертоносные демоны воздуха и тверди небесной, и призрачное воинство». В «Похищении быка из Куальнге» Кухулин призывает Бадб своим боевым кличем, и только когда Морриган в обличье вороны садится ему на плечо, враги понимают, что он уже мертв.
В древнеанглийской литературе ворон — один из трех (наряду с орлом и волком) «зверей битвы», жаждущий мертвечины и пирующий на трупах. В поэме «Юдифь» «темный ворон» описывается как «птица, жадная до брани», а в поэме «Елена» он, «темный и лютобранный», «ликует в своих трудах». В поэме «Исход» «птицы брани», вопящие над полем битвы, названы «мрачными сбирателями павших».
Интересна связь этих образов с представлениями о воронах в скандинавской мифологии. Двое воронов — Хугин («мысль») и Мунин («память») — ежедневно облетают весь мир и приносят вести Одину, а Один — это бог, забирающий под свое покровительство половину воинов, павших в бою, и предводитель валькирий, которые собирают души павших на поле битвы и приводят их в Вальгаллу, чертог Одина.
Слово «валькирия» происходит от valr («павший в битве») и kjósa («выбирать»): «та, что выбирает павших». Валькирии и вороны часто изображаются вместе, как в «Речах ворона», где валькирия спрашивает одну из этих птиц: «Как живется вам, вóроны? Откуда прилетели вы с кровавыми клювами на рассвете дня? Клочья плоти свисают с ваших когтей, смрад мертвечины идет из ваших глоток. Верно, прошлую ночь вы провели среди трупов». Более того, валькирии, подобно богине Бадб, могут превращаться в воронов, а вóроны — в дев-воительниц.
Еще один значимый в связи этим персонаж датского фольклора — вальравн, «ворон павших». Эти создания описывались либо как вóроны, которые могут обретать человеческий облик и знания, съев сердце какого-нибудь павшего короля, либо как беспокойные души, которые могут избавиться от птичьего облика, только если выпьют крови или съедят сердце ребенка. Иногда они предстают как полувороны-полуволки.
Итак, параллели с другими источниками подтверждают, что вороны, сопровождающие Гвина, могут быть не просто птицами, а чем-то большим: оборотнями, девами войны или божествами, подобными Бадб и Морриган.
В связи с этой гипотезой примечательно, что Гвин может отождествляться с Аваллахом, отцом Морганы. В «Жизни Мерлина» Гальфрида Монмутского Моргана фигурирует как одна из девяти сестер-волшебниц, и о ней говорится: «Знает искусство она изменять обличье и может / В воздухе на новых крылах взлетать, подобно Дедалу…»5Пер. С. Ошерова. — Примеч. перев. Не исключено, что Моргана и ее сёстры — это те самые девять дев, которые раздувают своим дыханием огонь под котлом Владыки Аннона (в стихотворении «Сокровища Аннона», приписываемом Талиесину). На первый взгляд, имена «Моргана» и «Морриган» схожи друг с другом. Но на валлийском языке mor означает «море», тогда как имя ирландской богини состоит из слов mór — «великая» и rigan — «королева».
Кроме того, в рукописи Peniarth 70 Аваллах указан как отец Модрон — девушки, которую силой берет Уриен Регед; Модрон становится матерью близнецов — Оуэна и Морвидд. Здесь тоже обнаруживаются потенциальные связи между Владыкой Аннона и королями-вóронами. Можно ли считать Моргану и Модрон одной и той же богиней, выступающей под разными именами, сказать трудно. Но все эти соображения позволяют предположить, что вóроны из «Разговора Гвиддно Гаранхира с Гвином ап Нуддом» — это не только существа из плоти и крови, питающиеся плотью и кровью павших. Это еще и сверхъестественные создания — богини, способные менять обличье, девы-воительницы наподобие валькирий или перевоплощения павших воинов. А это, в свою очередь, позволяет по-иному взглянуть на представление о воине как кормильце воронов. «Грай вороний над свежей кровью» звучит зловеще для наших ушей, но не исключено, что в этом образе отражается древний взгляд на вещи, согласно которому живое питается жизнью, а мертвое — смертью, и накормить собою воронов — не позор, а, напротив, высокая честь.
Lorna Smithers (c)
Перевод: Анна Блейз (с)
Настоящий перевод доступен по лицензии Creative Commons «Attribution-NonCommercial-NoDerivs» («Атрибуция — Некоммерческое использование — Без производных произведений») 3.0 Непортированная.
- 1Единственное возможное исключение — Ллахау, сын Артура, если только речь не идет о некоем другом, северном Артуре.
- 2Вполне возможно, что у правителей Регеда тоже имелось знамя ворона, подобное тому, под которым ходили в набеги предводители викингов. Такие знамена считались живыми и вещими: если ворон хлопал крыльями, это сулило победу, а если стяг бессильно обвисал — предвещало поражение.
- 3Строка из стихотворения Лливарха Старого «Смерть Уриена». — Примеч. перев.
- 4Пер. В. Эрлихмана. — Примеч. перев.
- 5Пер. С. Ошерова. — Примеч. перев.
